Родон придержал поводья, но Балтазар, лучший в эдинбургских конюшнях, который только попался на глаза полковнику, и без того не сбился с шага, когда отряд повернул в излучине и меж полей показалась приземистая деревня.
Они - и Родон, и жеребец - уже бывали в этих землях, с тех прошло немного времени, и глаз полковника выхватывал знакомые детали - тропу, уводящую в лес, темнеющий по одесную, ленивые блики Лох-Тромли вдали, отражающие последние лучи заходящего солнца.
Эти же лучи бликовали на начищенных медных пуговицах и пряжках, на лошадиной сбруе - и отряд двигался по дороге, заняв ее всю в ширину, неторопливо, уверенно, как прилив.
Деревня молчала. Жители ее высыпали на пятачок, гордо обозванный площадью, ждали, и на их лицах - мужских, женских, старых и молодых - застыло одинаковое выражение молчаливой, едва прикрытой неприязни.
Эти взгляды липли к кокардам, стекали по начищенным сапогам англичан, отлетали от подков их лошадей, вминающих в дорогу августовскую пыль, но Родон не изменился в лице, не утратил самоуверенности, а младшие офицеры, подражая полковнику, лично возглавившему операцию, смотрели перед собой, твердо держась в седле.
Этот торжественный въезд был прерван вопиющей наглостью. Твердый ком грязи ударил полковнику в левое плечо, скатился по тонкой дорогой ткани мундира, оставляя пыльный след.
Родон покачнулся в седле, но удар был слаб, и даже Балтазар не уловил этот миг потери равновесия, зато громкий крик заставил его нервно дернуть ушами - жеребец был молод, горяч, и если выстрелы уже стали ему привычны, то на вопли он по-прежнему реагировал, раздувая ноздри, встряхивая гривой.
Кричал ребенок - но, ребенок или нет, подобные выкрики были недопустимы.
На лицах толпы, не поспешившей разбежаться, оставляя кричавшего мерзавца для возмездия, проступило нечто новое - тупое сопротивление.
Легкая рябь указывала продвижение кричавшего, и Родон кивнул лейтенанту Батлеру, пришпорившему коня и оказавшемуся рядом с полковником в тот самый момент, когда последние звуки крика замерли в притихшей деревне.
- Поймать. Привести ко мне.
Батлер дернул поводья, заставляя жеребца резко присесть на задние ноги, разворачиваясь, и за спиной Родона послышались короткие рубленые приказания.
Лестрейндж направил Балтазара в толпу, глядя на горцев сверху вниз, и, не желая оказаться под копытами жеребца, толпа расступилась, угрюмая, непокорная.
Перекину поводья вновь подоспевшему Батлеру, полковник спрыгнул, и каблуки его сапог глухо ударили в утоптанную землю.
- Я - полковник британской армии Родон Лестрейндж, - его голос разнесся по площади. - И я здесь, чтобы наказать тех, кто чинит препятствия Короне, задерживая и мешая патрулированию этих мест. Всем, кто располагает информацией, будет выплачено вознаграждение. Те, кто попытается помешать мне в осуществлении правосудия, будут арестованы и преданы справедливому королевскому суду.

Отредактировано Rawdon Lestrange (09-10-2018 09:12:37)

Что полковник Лестрейндж, что сам дьявол, враг рода человеческого – для жителей деревни особенной разницы не было. Полковник, как рассудила про себя Эйлис, даже хуже – дьявола отец Юг изгнал бы своими святыми молитвами, а на красномундирника латынь не подействует.
Взгляд юной дочери лэрда задумчиво устремился в сторону близкого леса. Вечерние тени добавили ему суровости, напоминая о том, что скрывается там, в его чаще…
Молитвы не подействуют, так подействует что-нибудь другое. Вот только не может она сейчас бежать к тетке Мораг, хотя и следовало бы – предупредить и посоветоваться… Эйлис, вместе со святым отцом взялась пробираться вперед, ее узнавали, пропускали поближе, священника пару раз пытались удержать за рясу, шепча что-то вразумляющее, прося не показываться на глаза англичанам. Дочь лэрда тоже беспокоилась за своего духовника, но отец Юг, даром, что француз, обладал упрямством чистокровного шотландца, если речь шла о том, что он почитал своим долгом, а времени терять было нельзя…

Мальчишка Маккол, конечно, чувствовал себя героем – еще бы, оскорбил красномундирника, попал комом грязи в самого полковника Лестрейнджа, за это и умереть можно. А что смерть Финли может всколыхнуть деревню, похватаются добрые люди за ружья, честно припрятанные, за мечи, а кто за вилы и колья, и польется кровь, и станут воды озера алыми – об этом Маккол не думал.
Но думала Эйлис.
Не то, чтобы юная шотландка отличалась острым умом и задатками дипломата, но она родилась и выросла в непростое время, к тому же природа – лучший учитель, так что дочь лэрда часто полагалась не на доводы рассудка, а на веления сердца, и, как правило, не ошибалась.
- Полковник Лестрейндж, - звонко выкрикнула она, и толпа тут же расступилась, как вода от брошенного камня… силен был страх перед этим исчадием ада.
Но сильна была и преданность людей своему лэрду и своей земле, так что за спиной невысокой девушки тут же встали несколько дюжих мужчин с тартанами Маккоркодейлов.
Эйлис стиснула пальцы, спрятала их в складках коричневой шерстяной юбки, чувствуя, как ладони холодеют. Но гордо вскинула голову, встречаясь взглядом с англичанином. Ненависть добавила ее лицу красок, а глазам синевы.
- Полковник Лестрейндж, вы на землях моего отца, лэрда Маккоркодейла. И только он имеет право судить, насколько тяжек проступок мальчишки, и какое наказание ему должно определить!
- Верно! Правильно! Молодец, девушка, - зашумели за ее спиной.
В голосах слышалось облегчение.
Как бы там ни было, кровопролития никто не хотел. Потому что любой мятеж обернулся бы сейчас бойней, бессмысленной, жестокой, после которой от деревни остались бы только дымящиеся руины. Конечно, каждый убитый шотландец прихватил бы на тот свет проклятого красномундирника, а то и трех, но умирать только за то, что Финн Маккол, сын бондаря, кинул грязью в офицера, не хотелось.
Это живешь, порой, как получается. А умереть нужно достойно. За достойной. За короля, например. Не за английского самозванца, конечно, а за истинного короля Стюарта.

Пронесся над толпой ветер – сухой, несущий в себе пыль, запахи леса, тревоги и грозы. Странно это было при таком тихом вечере, но пока что мало кто задумался над этой странностью – все глаза были устремлены на англичан, на чумазого мальчишку, который старался на лице изобразить презрение к англичанам и равнодушие к собственной участи. Последнее получалось плохо – всхлипы матери были ему как нож по сердцу. И на Эйлис Маккоркодейл. Та чувствовала взгляд людей, ее людей, и держалась прямо и гордо. Только билась на шее синяя жилка да в животе что-то тянуло, противно и болезненно. Но отец ей говорил, что бояться не стыдно, стыдно поддаваться страху.

Отредактировано Eylis МсCorquodale (06-10-2018 18:09:23)

- Еще поблагодарите, - посулил Родон, убирая ногу, и мальчишка сжался, подтягивая к себе руку со странно торчащими пальцами. Раздробленные кости сделают из него покладистого раба, а заодно не дадут сжать эфес или спустить курок - пусть и дальше копается в навоз или ходит за овцами, вот его удел.
Монах, чье аскетичное, костистое лицо не показалось ему знакомым, выступил вперед - и полковник снова ухмыльнулся ему в лицо, а затем, не переставая улыбаться, схватил монаха за плотную рясу, подтягивая к себе. На него пахнуло потом и лесом, а над головой снова громыхнуло.
- Именем Господа? - переспросил Родон, и коротким ударом без замаха опрокинул монаха наземь, а затем развернулся к девице, застывшей перед ним.
Поверх ее головы осмотрел толпу, запоминая каждого, выделяя тех, кто доставит проблем, кого требуется сломать как можно скорее, пока они не взбаламутили остальных. Батлер позади держался настороже, хищник не по призванию, но привычке, готовый отдать приказ стрелять, как только хоть один из горцев сделает шаг вперед...
Снова прошел гром, совсем рядом, будто пригнанный ветром, но в длинных летних сумерках лица людей были хорошо различимы.
- Имя Господа оставь себе, монах, и проваливай. К утру тебя не должно быть в этих краях, и если мои солдаты встретят тебя поблизости, то вздернут на ближайшем суку - это приказ, слышали? Лейтенант Батлер?
- Да, сэр! - четко и громко отозвался Батлер, готовый войти в огонь по приказу полковника - как и большая часть солдат, боящаяся гнева Лестрейнджа куда сильнее, чем божьей кары. Божья кара представлялась чем-то отдаленным, что еще можно было предотвратить, чего можно было избежать, в то время как расправа полковника была как неминуемой, так и жестокой.
Не обращая внимания на возмущенный ропот толпы, на монаха у своих ног, на мальчишку, которого обнимала заплаканная женщина, Родон остановил взгляд на дочери лэрда, сдерживающей эту свору безродных собак.
- Он наказан и надолго запомнит свой урок. Пусть эти люди заберут его, а вы отведете меня к вашему отцу. Лэрду Маккоркодейлу выпала честь оказать гостеприимство офицерам армии Его Величества Георга.
Родон коротко кивнул девке, представляющей местную аристократию, и взялся за поводья, но напоследок кинул короткий взгляд на монаха.
Видел ли он его раньше? Но монахи не представляли угрозы - как крысы, лишившиеся угла, бродили они по горам, прячась при приближении терьеров, и Лестрейндж счел его слишком мелкой добычей, худого, сутулого мужчину, никогда не державшего в руках стали.
- Первый же сук, монах. И ты отправишься к своему Господу.
Снова громыхнуло, и его последние слова потонули в раскатах грома.

Отредактировано Rawdon Lestrange (09-10-2018 09:14:07)

- Мастер Логан, отправьте кого-нибудь из мальчишек в замок, к моему отцу… и к моим братьям. Пусть предупредит о том, что им выпала честь оказать гостеприимство офицерам армии Его Величества Георга.
Хотя Эйлис слово в слово повторила то, что сказал офицер Лестрейндж, в ее устах это прозвучало совсем не так торжественно, а презрительная улыбка на губах дочери лэрда и вовсе превратила эту фразу в насмешку. Хорошо, впрочем, скрытую.
Эйлис специально сказала отдельно про братьев – если до них дойдут слухи о красномундирниках в деревне, Маккоркодейлы могут натворить дел. А видит Господь – хватит с них на сегодня неожиданностей.

- Отец Юг, благослови вас бог за вашу доброту.
Девушка смиренно поцеловала руку духовника, и шепотом добавила матери Флинна:
- Позаботьтесь о святом отце.
Та, сколь бы не было сильно ее горе, понимающе кивнула. Куда они без священника? Пропадут. Кто отпоет мертвых, окрестит  живых, обвенчает молодых? Кто в любое ненастье придет к ним, чтобы сказать слова утешения? Нет, обойдутся английские псы, святого отца они спрячут всей деревней, надежнее, чем последнюю серебряную монету, надежнее, чем оружие, запрещенное для них законами все того же короля Георга.
Эйлис выпрямилась, едва удостоила полковника Лестрейнджа и тех, кто был с ним, взглядом.
- Следуйте за мной, господа.

Дорога от деревни к замку (вернее, к укреплённому господскому дому, но в округе его уважительно называли замком) занимала не больше четверти часа быстрой ходьбы. Но дочь лэрда никуда не торопилась и верховым, волей-неволей, пришлось подстраиваться под ее шаг.
Но недовольство или неудобства англичан меньше всего заботили Эйлис. Куда больше как тревожило то, как воспримет отец все новости, и успеют ли предупредить братьев, чтобы те не вообразили, будто их дом захватили красномундирники.
Сильный порыв ветра, в котором ясно чувствовался вкус скорой грозы, поднял пыль, закрутил ее вихрем, понес к замку – как будто невидимый гонец спешил, торопился доставить дурную весть…
- Кажется, будет дождь, - звонкий голос Эйлис был слышен даже сквозь завывания ветра. – Вы уже были в наших краях, полковник Лестрейндж, не так ли? Согласитесь, нет ничего разрушительнее бури в шотландском нагорье.
Словно в подтверждение этих слов раскат грома прокатился по небосводу.
Лошади англичан испуганно заржали.

Отредактировано Eylis МсCorquodale (06-10-2018 18:11:08)